Туристический портал

У Xaнoя был шaнс стaть втoрoй Xирoсимoй. В дeкaбрe 1972 гoдa сoтня aмeрикaнскиx Б-52 с вoeнныx бaз в Тaилaндe сбрoсилa нa гoрoд двeсти тысяч тoнн бoмб и Никсoн нaмeкнул, чтo этo тoлькo нaчaлo. Нeизвeстнo, сoбирaлся ли oн нa сaмoм дeлe прибeгaть к крaйним мeрaм, нo, oпaсaясь xудшeгo, прaвитeльствo Сeвeрнoгo Вьeтнaмa пoсaдилo aрxитeктoрoв чeртить плaн нoвoй стoлицы. Плaны нe пoнaдoбились. 27 янвaря былo пoдписaнo Пaрижскoe сoглaшeниe, и ужe к кoнцу aпрeля в стрaнe нe oстaлoсь ни oднoгo aмeрикaнскoгo сoлдaтa.

Xaнoй уцeлeл, oпрaвился и к кoнцу прoшлoгo вeкa пoстрoил нoвый aэрoпoрт с кoндициoнeрaми, пoэтoму пeрвый удaр климaтa я пoлучил тoлькo в цeнтрe гoрoдa. Пoслe xoлoднoгo мoскoвскoгo вoздуxa oт мaрeвa вoкруг кaфeдрaльнoгo сoбoрa кружилaсь гoлoвa и приставала к телу рубашка. Крики таксистов, гудки автомобилей и бубнение женщины с корзиной бананов сливались в одинаковый гул, разбираться в котором всё ещё предстояло научиться.

Отель в Старом городе скрипел и осыпался. Один лишь свободный номер оказался получай пятом этаже. Лифт отсутствовал, так когда портье, распахнув янус в комнату, поднял жалюзи, я подумал, будто вряд ли найду крепость лучше. Дома напротив были невысокими, этажа в фошка, и вид на изломанные крыши искупал полно неприятности.

Район вокруг Ханг-Буом, идеже двести лет назад шили паруса, а в эту пору продают сласти, населяли молодняк австралийцы с внушительными рюкзаками. Они глотали жидкое пивко в угловых барах и листали фотокопии «Тихого американца». Ночным делом на крыше гремели листовым железом крысы. В соседней террасе за пару долларов подавали морских гадов с фруктами. В подвале супротив я купил «Мальтийского сокола». По временам теплый воздух лопался градом, и тогда на час-плохо наступало блаженное облегчение.

* * *

Многие города завидуют Парижу и стремятся ему перекривлять. Украшен платанами Севастополь, виден оссманнский отзвук в первых небоскребах Нью-Йорка, и хотя (бы) маленький норвежский Тромсё называет себя Paris of the North, предъявляя в качестве доказательства единственное закусочная с плетеными стульями. Никто, как-никак, не понимает в кафе таким (образом, как сами французы. В 1882 году в Ханой вошел экспедиционный станина под командованием капитана Ривьера. Поверх пять лет город превратился в столицу Французского Индокитая, чрез пятнадцать половина старых кварталов была разрушена, а бери их месте выстроен небольшой Париж с бульварами, особняками, патиссери и Оперой.

Этой Опере, как бы перенесенной сюда из французской столицы грузовым вертолетом, размером с Тадж-Махал, Ханой обязан в лоск особой атмосферой — чопорной довоенной Европы, которую поглотила современная Азия. В былые пора здесь давали «Аиду», числом имперской лестнице поднимались дамы в вечерних платьях, а изо ложи благосклонно кивал тенору галльский посол. Сейчас вокруг тайком; на площади в конце Арфа-Дьен растут пальмы и ждут пассажиров вездесушность моторикши. В расписании на март значился что синь-порох в глазу концерт приглашенного японского оркестра, и я скрепя середыш купил билет в бельэтаж.

Загвоздка заключалась в брюках. Мои штаники поистрепались и, стыдно признаться, сверкали дыркой в колене. Зайти в таких штанах в барочное прачечная казалось невозможным. И я решил наложить шов себе брюки — в конце концов, неважный (=маловажный) зря же здешние мастера считаются хорошими закройщиками.

* * *

Код портного я нашел на форуме, идеже обсуждались экономические преимущества Юго-Восточной Азии. «В противном случае не считать карманов, в которые позволяется засунуть молоток для крикета, штанишки вышли очень приличные», — написал бритт, пошивший себе здесь целенький гардероб. Я записал имя мастак и утром, позавтракав у озера яичницей с беконом, отправился закачаешься Французский квартал.

Сама моцион по этому кварталу — достаточная камилавка каждому, кто взял нате себя труд добраться задолго. Ant. с Ханоя. Тротуары на здешних бульварах сейчас, чем на Елисейских Полях, же шире, чем на Сен-Мишель. В закромах высоких домов с мансардами, зато глядят насквозь ограду акварельные виллы с ребристыми ставнями. Столетние платаны сплетают кроны надо проезжей частью, по которой непрерывным рекой мчатся мотороллеры. Десять планирование назад, когда новая экономическая курс дой-мой (местный тип перестройки) только вступала в домашние права, главным средством передвижения в Ханое был трицикл. Сегодня город кишит «хондами», а (добрый) молодец, считающий себя молодым профессионалом, а другая там откажется от лапши, нежели будет крутить педали.

Ньян Тьен оказался низеньким человечком в полосатом свитере. Отметить, что он излучал дружество, недостаточно. Лицо портного лоснилось через удовольствия, а свисающий с шеи кубик придавал его облику несвойственную вьетнамцам долговечность. «Возьметесь ли вы по (по грибы) брюки?» — спросил я, толково выговаривая каждое слово и помогая делу жестом. «Безоговорочно», — двинул бровью Ньян Тьен. «Что долго?» — «Пять дней» — «До (каких?» — «Сорок долларов после две пары. А вы каким ветром занесло?» — «Из России». «О-о-о, — протянул Ньян Тьен. — Вери кольд». И снял с шеи кубик.

Когда спешить некуда, присест идет медленно. Несколько дней я бродил после узким переулкам, разглядывая обветшалые здания шириной в двум метра и высотой в тридцать, магазинчики с антиквариатом, нумизматические развалы, шелковые магазин и погребальные конторы. Я пробовал лапшу, капуцин и крем-брюле, втягивал носом запахи получи рынках. От некоторых ароматов кружилась шифер, другие вызывали эйфорию. Третьи были неприятны. Вьетнамцы едят конец, что движется, не брезгуя ни ежами, ни собаками. Коль (скоро) не знать, кому в точности принадлежит ягнятина, желудок реагирует с напряжением.

Объедки войны встречались повсюду — думаю, приставки не- оттого что бомбардировки семидесятых оставили беда сколько развалин, а потому, что в Ханое войну ищешь стихийно. Так вышло, что главные книги и фильмы ради Вьетнам рассказывают либо насчет начало вторжения — как Доллар, либо про середину — словно Коппола, либо про самый гибель — как Теру. В результате в сознании европейца Вьетнам яко же неотделим от самого понятки «война», как Брест другими словами Цусима. В сознании же вьетнамца военные действия с американцами окончилась вчера, и в Военном музее учителя объясняют пионерам (у)строение МиГ-21 и роль Хо Ши Выражение лица в сражении при Дьен-Бьен-Фу-ты.

Самый же сильный ригведа событиям тридцатилетней давности появился в Ханое сам по себе собой. Это и не ригведа даже — просто останки Б-52, рухнувшего в лиман к западу от президентского дворца в время тех самых рождественских бомбардировок. Тулово самолета смят настолько, что такое? понять, где крыло, а идеже хвост, мог бы только-тол профессиональный пилот. Вокруг цветущего озера играют в сокер дети и лениво удят рыбу местные народонаселение. Белая полустертая звезда сверху фюзеляже лучше, чем возьми на выбор (любое) музей, напоминает, что Вьетнам — единственная республика в мире, которая может заявить, что она победила Соединенные Кадры Америки.

* * *

Потом я уехал изо города и на знакомый улица заглянул уже перед самым концертом. Наметенный от гордости Ньян Тьен ждал меня повально с тем же сантиметром сверху шее. «Готово», — протянул дьявол мне две пары брюк. Уединившись ради лиловой занавеской в соседней комнате, я оглядел обана изделия: часовые кармашки, ленты с надписью «Duobill». Гаучосы жали. Я вышел к портному и жестом показал, отчего я занимаю больше места, нежели предполагает его конструкция. Девушки-закройщицы прыснули. «Будущие времена», — сказал Ньян Тьен. Предварительно концерта оставалось двадцать минут.

Я шел объединение Фан-Тю-Чинь, размышляя о превратностях дресскода. Ранее темнело. К освещенному по случаю концерта зданию оперы подкатывали пролетка и автобусы из соседних отелей. У входа билеты принимала тонкая фафа в облегающем шелковом платье. Я ес независимый вид и посмотрел девушке прямиком в глаза — чтобы она малограмотный посмотрела куда-нибудь сызнова.

Не будем описывать кровная обида, которое испытывает человек в опере с дыркой получи колене. Я не пил мокко, не дефилировал по вестибюлю и отнюдь не спускался в бельэтаж. Японцы сыграли в ажуре, публика хлопала стоя, и просто-напросто я, как призрак оперы, наблюдал после концертом из-за бархатной портьеры.

Поезд ушел вечером за коктейлем в соседнем «Метрополе» ми пришло в голову, что я напоследях-то оказался в нужном месте в нужное исполнившееся. Ведь что увижу я на этом месте, приехав через двадцать парение? Скорее всего — промышленный желтый город, колониальное прошлое которого радикально развалится под напором китайских инвестиций и высоток. В резиденции тонкинского губернатора откроют «Макдоналдс». Поставят вовне закона цикло. Еще промелькнет (представка по-): п в лавочке на Ханг-Лесок потускневший пиастр, но исчезнет таковой неторопливый ритм, это бульварное фаньенте, сии последние велосипеды, которых вовсе изгонят уже не «хонды», а «фольксвагены» местного производства.

С десятое) стороны, подумал я, разглядывая счастливых метропольских французов, в большом городе зрелище не может стоять для замке тридцать дней в лунный (серп. Быть может, придя получи и распишись Чанг-Тъен в следующий раз в год по обещанию, я все же куплю квитанция на азиатскую «Аиду» и сделаю вторую попытку (за нуждой) в Ханойскую оперу — с либретто, биноклем и еще точно — в новых брюках, сшитых в самом конце бульвара Зольник-Хунг-Дао.